Последний долг - за нами
"Городской курьер", № 14 (519), 24 января 1996 г.  -  (г. Саров)
Л. Саратова
   Есть некие ритуалы, которые сердце человеческое не хочет нарушать. И не то что содрогается от страха, но чувствует неловкость и невозможность выдумать здесь нечто собственное, своевольное, отступая от традиции. Стоит ли тревожить павших? Игорь Верещагин - преподаватель школы No15 - считает, что все дело в целях, с которыми это делается. Несколько лет подряд он руководит поисковым отрядом школьников нашего города, который участвует во Всероссийской Вахте Памяти. Традиционно две летних недели поисковые отряды со всей России и бывших республик работают на полях боев Великой Отечественной, поднимая останки солдат. Этим летом отряд работал под Калугой, и мы попросили Игоря Львовича дать интервью для наших читателей.

  

Поля боев - зачем на них приходят?
  
   - Давайте поговорим о целях, с которыми люди приходят на эти страшные и святые поля боев. Я имею в виду не выродков, которые ищут там золото. Расскажите о поисковиках.
   - Существует несколько направлений поисковой работы. Есть отряды, которые работают преимущественно по архивам. Это кропотливая серьезная работа. Она требует энтузиазма - много всяких препон, нет допуска. Есть отряды, которые любят собирать образцы оружия и всего прочего - это коллекционеры. И я считаю, что это худшая ипостась мародера. Это не поисковики. Есть отряды, которые вскрывают и переносят всевозможные отдаленные захоронения (госпитальные, лесные) в братские мемориалы. Нужно ли это делать - я не знаю и не берусь судить. Я считаю, что если человека уже похоронили, то лучше поставить над этим местом обелиск и не трогать могилу. Мы работаем иначе. Мы ищем тех самых неизвестных солдат, которые канули "без вести". На поле боя мы находим линию обороны, становимся за ней и перед ней. Проходим со щупами и миноискателем все воронки и ячейки - все, что находится перед окопами и за ними. В них и лежат те солдаты, которые погибли во время атаки. Их нет ни в каких списках. Во время атаки или обороны он залег в эту воронку или окопчик, его там засыпало, убило взрывом. Часть пошла дальше, его не нашли. Он "пропал без вести". Мы ищем именно таких.
   - Хоть и странно применять спортивное словечко "результат", но любая работа оценивается именно по результату. Каков он у вас?
   - По сравнению с первыми тремя направлениями поисковиков наши результаты достаточно скромны. За все годы работы мы подняли 124 человека. Для нашей работы это немало. Каждая такая общероссийская вахта, в которой участвует несколько сот поисковиков, поднимает батальон павших солдат. И в каждый такой батальон вливается отделение, а иногда и взвод, поднятый нашим отрядом. Высшее достижение поисковика - найти медальон с данными о солдате. Это уже надежда, что мы сможем определить солдата и увековечить его память. У немцев была идеальная система учета своих солдат - простая и надежная. На овальной металлической бляхе выбит личный номер и номер части - дважды вверху и внизу - между ними пропил, который легко ломается. Бляха пришивалась к одежде. На убитом ломали ее пополам, половина оставалась на солдате, вторую отсылали в Германию. Наши гении инженерной мысли выдумали деревянный медальон с запиской о данных. Все сгнило. Есть еще железный, который ржавееет. Записки писались чернилами - все расплылось. В Калужской области появился кудесник, который читает эти медальоны в глицерине. Мой сын поднял металлический медальон, сейчас он в криминалистической лаборатории, ждем результатов. Вы знаете, суеверие играло свою роль. Не все носили медальоны. Это как в тайге - берешь аптечку, значит готовишься заболеть. Так многие думают, и не берут ни аптечки, ни смертного медальона. В медальоне бывает только два вида записок. Либо стандартный бланк: имя, отчество, фамилия, год рождения, воинское звание и т.д. Или просто адрес жены, которой надо сообщить о смерти. Вот как в этом, смотрите: Овсянниковой Прасковье Никифоровне, деревня Овсяники Стрелецкого района... Эта жена на момент, когда мы нашли останки ее мужа, еще была жива. У нее два сына - офицеры-летчики. Вернуть им могилу отца, увековечить его память - разве это не результат?
   - Вот вы сказали - увековечить память. Что входит в это понятие, как это делается?
   - Если нам удается опознать останки, то мы направляем документы в совет ветеранов или место, откуда солдат призывался. Он заносится в книгу памяти. Его останки хоронятся по православному обрядау в мемориале, фамилия выбивается на памятнике - он перестает быть пропавшим без вести. Суворов говорил, что война не окончена, пока не похоронен последний солдат. В те времена это было проще - отдать долг павшим. На войнах ХХ-го века задействованы миллионы, бои шли на гигантских территориях - вот останки и лежат шестой десяток лет. Эту работу должно делать государство. Но оно ее не делает. В 70-х еще годах это пробовали начать "красные следопыты". С 87 года эту работу постоянно ведут не государственные службы, а просто люди. Поисковики. Кстати говоря, приезжали к нам и итальянцы, чтобы поднимать и хоронить останки своих солдат. Однажды женщины из калужской деревни пришли ко мне и спросили - не боюсь ли я, что они будут ходить ко мне по ночам, те, которых мы потревожили. Вот они лежат у палатки. Я ответил, что хотел бы этой встречи, чтобы спросить: кто вы и как вас звали.
   - Они считали, что не стоит зря тревожить прах?
   - Зря - никогда не стоит. Но если человек валяется просто так, как собака, где ее застала смерть, без могилы, без почестей, без памяти, без обряда? Я неверующий человек, но с души падает груз, когда приходит священник и свершает свой обряд над нашими солдатами. Церковь считает наше дело богоугодным и относится к нему доброжелательно.
Человек - субстанция нежная
   - Где вы работали в этом году?
   - Деревня Букань Людиновского района Калужской области. Это жуткое место с точки зрения истории войны. Там наши оборонялись, потом отдали очень большую территорию вместе с Калугой, а потом немцы точно так же в сорок третьем сдали это место на рубеже деревни Букань. Наши войска наступали на эту деревню стометровками. Возьмут одну траншею - немцы отойдут в другую. Возьмут эту - немцы в следующую. Обычно на одного обороняющегося гибнет трое наступающих. Поэтому там погибло очень много наших, там еще очень много работы. - Да, это не туризм, не спорт, не отдых. И здесь есть какая-то грань, которую легко переступить.
   - Вы умеете удерживать детей на этой грани восприятия?
   - Разумеется. У нас нет никакоего ерничания или негативных моментов. Но у меня отборный народ - я беру только тех, кого знаю сам. Эта работа далеко не для каждого. И случайному человеку там делать нечего. Мои мальчишки понимают, что есть что. Они знают цену многому. Они размышляют и о жизни, и о смерти. В этом году мы нашли место - позиция в виде буквы "П". Наши прорвались сквозь немецкую оборону, а потом им пришлось отступать. Они и попали внутрь этой буквы "П". Все вокруг в немецких гильзах, все окопы. А посередине, на ровном месте в ямах и воронках - в наших гильзах. Все очевидно до мороза по коже - так они попали в ловушку, так отстреливались. Надо было видеть, как задумались мои ребята, как поняли - вот, что было на самом деле. В одну из прошлых вахт мы встречали ситуацию: в немецком пулеметном окопе немцы, видимо, стояли по грудь в гильзах. А наши шли в атаку. Причем новые, молодые дивизии из сибирского пополнения. У сибиряков было прекрасное снаряжение. Ребята все высоченные, молодые. И лежат - три метра не добежал, четыре метра, пять. Не добежал до немецкого пулеметчика. Их просто косили на чистом месте. Расстрел идущих в атаку. Мальчишки начинают понимать, что такое - защищать Родину. Одновременно приходят и мысли, что война сама по себе - жуткое, мерзкое дело, а не романтическая прогулка со стрельбой из метрельязы, как в плохих американских фильмах. В этом году мы подняли человека, который весь был начинен железом - осколками, пулями. Человек - субстанция нежная и часто от него остается очень мало. Всего вахта 1997 года подняла 485 солдат.
   - Я знаю, что ваш отряд "Поиск" устраивает выставки привезенных с вахты памяти вещей. Какие предметы вам встречаются?
   - С нашим бойцом многого не поднимешь. Что бывает у наших солдат? Монетки в кармане, карандашики, перочинный ножик, зеркальце. Иногда - бритва, пенальчик для туалетных принадлежностей. Кто находит немца - тот поднимает много всякой всячины, в том числе и золото. Я немцев не поднимаю принципиально. Те, кто могли просто так убивать детей, для меня не люди. Магнитогорские ребята-поисковики нашли целое поле детей. Десять тысяч детей немцы собрали для того, чтобы угнать в Германию, но не получилось. Это было в районе Мурманска. Половина детей замерзла, остальных они расстреляли. Десять тысяч детских черепов - и вот поисковики поднимают это. А там холод: все сохранилось. А мы подняли пятерых наших раненных бойцов, которых немцы добили ударами прикладов по лицу - все раздроблено. Нет, на мой век хватит работы - своих захоронять.
   На счету нашего отряда есть и найденные конкретные солдаты и найденные родственники погибших. Сейчас я отрабатываю документы по бойцу из Пурдошанского района, нашли и бойца Яковлева из Киргизии. Жаль, что в нашем городе до сих пор нет книги памяти. Но я ведь педагог. Поэтому думаю, что работаю я не столько на ветеранов или родственников, сколько на своих ребят.
Всероссийская вахта памяти - быт и режим
   - Да, расскажите поподробнее, как организована вахта. Это всегда волнует родителей, особенно при нынешней неразберихе. Хотя если с вами отпускают детей не первый год - это уже о многом говорит. Там что - военная дисциплина?
   - Первые три года мы работали в Смоленской области, но смоленское поисковое объединение обанкротилось. И мы стали искать другое, чтобы были обеспечены жилье, палатки, питание, охрана. С 93-го года сотрудничаем с Калугой. В этом году в калужском лагере был и ОМОН и милиция. Армия нас подкармливала. Калужская поисковая организация - одна из самых крупных в стране, она объединяет 15 регионов России, на вахте этого лета были представлены 12. Наш отряд ценится прежде всего за дисциплину, технику безопасности и четкость организации. Ребята подчас на меня обижаются - у меня авторитарный стиль "правления". Но обижаются, как правило, случайные люди в поисковом движении. Именно они устраивают дискотеки вечером до поздней ночи. Но если я привез школьников работать, они должны жить по режиму. Не доспит ночью - днем будет работать невнимательно. А земля хранит в себе следы войны. В этом году на вахте памяти обезврежено более тысячи боеприпасов, начиная от минометных снарядов и кончая реактивными - от наших "Катюш" и немецких "Ванюш". Километров за десять слышно, как такой подарок взрывают. Конечно, на таких участках работают профессионалы - опытные взрослые ребята, прошедшие саперную подготовку. Наша задача - иная. Но в опасном районе может появиться все. Поэтому - отбой, подъем, режим и чтоб в каждый момент я знал, где у меня каждый человек. Поисковики работают небольшими мобильными отрядами в 6-7 человек - каждый на виду. Я взял их из дома и должен привезти здоровыми назад. На этой вахте сын руководительницы астраханского отряда сунул в костер запал от гранаты, произошел взрыв. Парню обожгло лицо. Повезло, что уцелели глаза. У нас такое невозможно. Ребята меня понимают, понимают цель и смысл работы. Конечно, у меня свои проблемы: только подготовил за 2-3 года старшеклассников, а они уезжают учиться. Есть поисковики из одной семьи - ездил со мной Вадим Князев, сейчас ездит его младший брат Максим. Некоторые уже обзавелись своими детьми, а все просятся в поездку с отрядом. Но ни взрослых, ни чужих я не беру.
   - Как экипирован отряд нашего города? Кто вам помогает?
   - На фоне других мы смотримся страшноватенько, форма партизанская. Миноискатель всего один на весь отряд, появился два года назад. Нормально "собранные" отряды на вахте бывают двух видов. Или из той зоны, где шли бои. У них и форма, и миноискатели, и палатки, и транспорт - все свое. А есть отряды из нефронтовой зоны - Свердловска, Челябинска. Они победнее, но тем не менее в хорошей форме и имеют достаточное количество миноискателей. Мы выпадаем из этих категорий, хотя нам очень помогает отдел по делам молодежи. Мои ребята берут смышленостью. У нас была самая лучшая палатка, ребята подняли настил в ней на полметра, и мы единственные из всего лагеря жили сухими и ни разу не чихнули. Ее демонстрировали губернатору Калужской области как образцовую. А в конце вахты все ребята получили от губернатора памятные подарки.
   - Лично вы как вышли на эту идею, на такое специфическое занятие?
   - Я давно вышел на эту работу. Свой первый пулемет поднял еще в первом классе. Кроме того, есть и сильное семейное воспоминание. Мама была одиннадцатилетней девчонкой, когда за ней гнался немецкий самолет, чтобы расстрелять в упор. Мама родом из Ворошиловграда, город два раза переходил из рук в руки, был в оккупации. Она все изведала. У меня и дед - фронтовик, он под Москвой из автомата сбил самолет. Так что внимание и интерес к истории войны был всегда. А потом я случайно узнал, что существует это движение. И примкнул.
   - Как относятся родственники погибших к вашей работе?
   - Страшно сказать, но их до сих пор ждут, этих без вести пропавших. Есть и госпитали, где до сих пор лежат раненые, не пришедшие в себя после войны. Родственники нам благодарны. Они рады узнать хоть что-то. На закрытие этой вахты приезжали два брата Бобровниковы. Их отец найден и похоронен в это лето. Если бы вы видели, как плакали эти два мужика! В такие моменты и понимаешь смысл нашей работы - отдать последний долг всем павшим.

в начало раздела          на главную страницу